21 апреля 2023
Композитор Александр Пантыкин и поэт, либреттист Константин Рубинский — авторы лайт-оперы «Мертвые души» (в нашей версии это мюзикл «Гоголюцинации Чичикова») специально прилетели на премьеру, которая с большим успехом прошла в Калининградском областном музыкальном театре 21 и 22 апреля.
Александр Пантыкин — рок-музыкант, «Дедушка уральского рока» и лидер группы «Урфин Джюс», Заслуженный деятель искусств РФ, является членом трех творческих союзов: Союза композиторов , Союза кинематографистов и Союза театральных деятелей, председатель Свердловского отделения Союза композиторов России, Академик Академии кинематографических искусств «НИКА», Лауреат Национальной театральной Премии «Золотая Маска».
Константин Рубинский — российский поэт, драматург, либреттист, литературный, театральный, музыкальный критик, педагог. Член Союза писателей России и Союза театральных деятелей России. Лауреат многочисленных международных конкурсов и премий, автор шести спектаклей-лауреатов Всероссийской национальной театральной премии «Золотая маска».
Мы не могли упустить возможность пообщаться с именитыми гостями накануне премьеры:
— Александр, очень хочется услышать из первых уст основателя жанра «лайт-опера», что же это такое?
А.П. — Если кратко, это новый музыкально-сценический жанр, основой которого является оперная драматургия с привлечением всех имеющихся на сегодняшний день сценических жанров. Это драматический театр, оперный театр, мюзикловый, опереточный театр, различные «dance»-театры, — словом, все виды сценических искусств собираются под начало оперной драматургии.
— Почему выбор пал именно на Гоголя и его «Мертвые души»? И что было первично — идея создания жанра «лайт-опера», а потом уже выбор произведения — или наоборот?
А.П. — Это был заказ директора Омского музыкального театра Бориса Ротберга, которого, к сожалению, уже нет с нами. Я начинал работать над этим произведением в Омске вместе с Ольгой Тимофеевной Ивановой (*режиссер Московского государственного академического Камерного музыкального театра имени Б. А. Покровского — прим.). Потом наши пути разошлись, я предложил сделать эскиз, который отдал театру Музыкальной комедии в Екатеринбурге. И вот уже там, под руководством Кирилла Савельевича Стрежнева, народного артиста РФ, который собрал нас воедино — меня, Константина Рубинского, Елену Обыденнову, завлита Свердловского театра музыкальной комедии, которая помогала — мы вчетвером работали над этой лайт-оперой.
— «Лайт-опера» пока что достаточно новый жанр. Ключевое слово здесь, пожалуй, «опера», а опера для многих не всегда понятна. А тут еще и «Мертвые души» — не самое любимое, скажем прямо, произведение со школьной скамьи. В чем тогда секрет успеха? Ведь в том, что спектакль успешен и воспринимается на ура и молодежью, и более взрослым зрителем, нет сомнений.
А.П. — Все что касается развлекательных жанров музыкального театра, безусловно привлекает зрителя. И не только зрителя музыкального театра, но и драматического тоже. Мы знаем, что сегодня даже драматические театры ставят мюзиклы, это очень хорошая «замануха» для многих. Но если говорить о самом жанре мюзикла, он был создан, как коммерческий музыкально-сценический жанр именно для развлечения зрителей. Нет ничего удивительного, что он популярен.
— А как вы относитесь к тому, что драматические театры ставят мюзиклы?
А.П. – Нормально. Мне кажется, если есть зритель, который на это ходит, и это ему нравится, значит такие постановки имеют право на существование.
— Константин, что сложнее, писать либретто по уже известному произведению (книга или фильм) или написать свою пьесу?
К.Р. — Мне кажется, это и сложно, и интересно, потому что всегда существует возможность из сложившегося произведения сделать произведение обновленное. По сути, мы тоже пишем новое произведение. И на примере «Мертвых душ» это очевидно. Лайт-опера получилась, как мы говорим, с ароматом гоголевской атмосферы, его текстов, его эпохи, но, несомненно, это новое произведение. Что всегда интересно, это игра смыслами, игра цитатами, и не только из «Мертвых душ», но и музыкальными цитатами из многих произведений, как в партитуре моего соавтора. Это переосмысление, во многом свежее и непривычное для зрителя. Публика видит некий сон героя, «гоголюцинации», как придумал Владимир Акулов, сон о Гоголе, сон о мертвых душах. И это перекликается, а иногда входит в противоречие с внутренними, привычными установками зрителя, которые он еще в школе проживал на уроках литературы. Переосмысление Гоголя присутствует как на уровне создателей, так и на уровне зрителя.
— Вам нравится творчество Гоголя?
К.Р. — Да, я любитель Гоголя. Три кита для меня — Чехов, Гоголь и Толстой. Поэтому, когда Саша Пантыкин все это придумал и начал воплощать, я с огромным удовольствием включился в эту работу. Гоголь — мой автор.
— При создании «Мертвых душ» вы спорили? И если да, то что было предметом спора?
К.Р. — Насколько помню, у нас было не очень много споров. Это произведение писалось в рекордно короткие сроки, поэтому времени на большие споры просто не было.
— А за какое время вы его написали?
К.Р. – За девять месяцев. И, надо сказать, этот экстремальный тайминг пошёл на пользу, потому что неизвестно, какой бы история была, если бы писалась не торопясь. Более того, нам в это время даже сны интересные снились.
— Гоголюцинации?
К.Р. — Да, практически они. Гоголь сыграл свою роль, Гоголя мы почувствовали в какой-то момент, почувствовали, что он на нас смотрит, за нами следит.
— Лайт-опере уже без малого 15 лет. Если бы вы сегодня писали «Мертвые души», вы бы также написали или привнесли что-то новое?
А.П. — Я думаю, что сегодня, если бы я самостоятельно работал или с Костей Рубинским, получилась бы другая история. Мы развиваемся, становимся иными. Т.е. это «Мертвые души» конца нулевых. Надо сказать, что немаловажную роль в создании сыграл режиссер Кирилл Стрежнев. Он был настоящим демиургом — умел собирать команды, реализовывал многие вещи, которые в этой опере были задуманы и написаны. Это были его сны тоже. Мы пишем начало, основу, а воплощает на сцене все-таки режиссер. Поэтому командная работа очень важна — мне кажется, что без Кирилла Савельевича это было бы другое произведение.
— Мы знаем, что эта лайт-опера — лауреат «Золотой маски» в четырех номинациях, в том числе и за музыку. Была ли серьезная критика в адрес ваших «Мертвых душ» и если да, то от кого?
К.Р. — Я никакой серьезной критики не помню, если под критикой мы подразумеваем некие отрицательные ассоциации.
А.П. — И я тоже не помню.
К.Р. — В целом, было множество хороших отзывов. Мы можем открыть тайну, у нас было предыдущее произведение очень спорное и дерзкое, провокационное, современное — «Силиконовая дура», мы его с Сашей написали буквально за пару лет до «Мертвых душ». Вот там зрители и критики разделились на два лагеря — метали стрелы друг в друга. Были колоссальные споры. А с «Мертвыми душами» так не было. Все почувствовали, что это гоголевское произведение по духу, и это как-то успокоило ревнителей классики. А те зрители, которые, наоборот, любят неожиданные повороты, твисты, постмодернистские игры, цитатность и все прочее, нашли, конечно, здесь свои радости. Поэтому, мне кажется, в этом смысле произведение компромиссно — и понравилось очень многим.
— Вы считаете, что классику надо перекраивать?
А.П. — Не перекраивать. Костя правильно сказал — переосмысливать. Даже когда мы читаем, или смотрим, или наблюдаем чужое произведение, мы все равно его переосмысливаем, примеряем на себя, на свой взгляд на жизнь, на искусство. Поэтому это нормально для любого культурного человека — переосмысление увиденного, услышанного, прочитанного. И здесь происходит то же самое.
К.Р. — Мне очень нравится фраза, что «Традиция — это передача огня, а не поклонение пеплу». Я считаю, что мы сегодня с классикой должны быть, как минимум, в диалоге. Диалог – это маркер нашего душевного усилия при прочтении классики. Когда мы ее слепо и усердно копируем, мы не производим никаких личных движений, это почти машинальный процесс. Калькированный перенос — скучен, классика стоит у нас на запылённой полке, будто в музее. Поэтому самое интересное, что тут может быть – преломление классики в твоём личном восприятии, разговор, даже спор с ней.
— Представьте себя на минуту актерами. Кем бы вы могли быть в «Гоголюцинациях Чичикова»?
А.П. — Когда я пишу оперу, я ее полностью пропеваю за всех. У меня это такой метод сочинения. Я пою за все хоры, за женские персонажи, я как бы стараюсь влезть в шкуру артиста, который потом это будет играть. Это очень важно для композитора, почувствовать себя в каком-то моменте, увидеть себя на сцене, попробовать спеть за героя. Допустим, массовая сцена, и герой участвует в этой сцене. Он не может быть статистом, это один из главных персонажей, он должен как-то реагировать на события. Отсюда появление дополнительных реплик героя, хора, гостей. Для этого и делаются читки. Чем читки в музыкальном театре отличаются от читок в драматическом? Тем, что там люди не только говорят, они еще и поют. Поэтому для меня этот досценический этап очень важен.
— И всё же, если поставить вопрос ребром, завтра вы должны выйти на сцену. То в каком образе?
К.Р. — Я — филолог, и мне, конечно, близок Селифан. «А кто теперь читает и душу книги чует» — это мое, родное. Наверное, потому что Селифан в наших «Душах» — персонаж самый близкий непосредственно к Гоголю. К филологии вообще.
— Александр, и все-таки вы?
А.П. — Ну, я тоже с Селифаном себя ассоциирую. Я хоть и не так читать люблю, как Костя, а чуть поменьше, но, тем не менее. Для меня во всей этой истории важно противостояние — с одной стороны огромная армия губернаторов, чиновников, чичиковых и даже чиновничьих детей, ведь Лизонька тоже дитя этого мира, — с другой стороны мир, связанный с Селифаном — это мертвые души, которые вместе с ним действуют на сцене, вбирающие в себя всю историю человеческой цивилизации, некой духовности. Книга — это прежде всего кладезь важных для человека вещей, без которых невозможно существовать.
К.Р. — Я коротко отвечу, Саша сыграл бы всех (смеются).
— Что сегодня слушает Александр Пантыкин и что читает Константин Рубинский?
К.Р. — Я читаю большое количество современной поэзии, все перечислить очень сложно. А рабочие моменты… Вот только что закончил читать, наверное, 17-е по счёту либретто «Веселой вдовы», и написал 18-е, совсем новое, другое. Мы сейчас с Алексеем Франдетти будем делать постановку в Московском Театре оперетты. Также по работе читаю с огромным удовольствием невероятно актуальные сейчас, как мне кажется, «Дневники Федора Шаляпина».
А.П. — Я являюсь председателем Союза композиторов Свердловского отделения, членом правления Союза композиторов России, и в силу некой общественной работы мне приходится слушать всё, начиная от полной ахинеи современной, которая пишется некоторыми молодыми композиторами, до очень уверенных, серьезных, профессиональных произведений, которые сегодня создаются, слава Богу. Поэтому мой вынужденный диапазон простирается через классические филармонические произведения, через музыкальные произведения для театра, где мне приходится очень много встречаться с молодыми композиторами, через джаз, потому что я являюсь председателем комиссии по приему в музыкальном училище на джазовом отделении, я преподаю в консерватории, и я доцент кафедры композиции.
— А вы честно говорите молодым композиторам о том, что у них всё плохо?
А.П. — Эзоповым языком. В лоб я никогда не говорю, это неправильно, потому что это не помогает. Я стараюсь говорить слова, которые могут еще спасти человека. Конечно, встречаются уже «мертвецы», ну что делать, это нормально — как у нас в лайт-опере.
— Что ожидаете от нашей, калининградской постановки?
А.П. — Это уже шестая постановка. Я видел все вживую. Могу сказать, что все очень разные. И мне кажется, плюс материала в том, что каждый режиссер, который за него берется, находит в нем что-то для себя и воплощает это вместе с артистами. Где-то начиная с третьей-четвертой постановки я уже ни на что себя не настраиваю, чтобы с чистого листа воспринять новую версию, — ведь сейчас все по-другому, совсем иная интерпретация режиссера Владимира Акулова.
К.Р. — Бричка Чичикова докатилась до Кёнигсберга, приехала в Европу, что само по себе уже необычно. Я предчувствую, что мы с Сашей теперь сможем говорить: состоялась самая «европейская» постановка «Мертвых душ». Очень интересно, что всё происходит на этой земле, что бричка, которая каталась по среднерусским равнинам, приехала сюда. Мне кажется, это тоже должно придать определенный колорит гоголевскому материалу. Конечно, я полон предвкушения увидеть ваши «Гоголюцинации»!
Беседовала Татьяна Вербицкая.