ВРЕМЯ «ОСАДЫ»

06 апреля 2015

Алена Мирошниченко – о спектакле «Осада» по пьесе Евгения Гришковца в Калининградском музыкальном театре (постановка Михаила Ляхова).

Каждый, кто хоть сколько-нибудь знаком с текстами Евгения Гришковца, наверняка, отмечал особую эмоциональную и психологическую хрупкость его героев. Каждый из них индивидуален и, в то же время, каждый — немного Гришковец. Насколько сложно должно быть актеру воплотить сразу двух персонажей — Гришковца и неГришковца — в одной роли, остается только догадываться, но артистам Калининградского музыкального театра это, бесспорно, удалось. Спектакль буквально дышит интонациями автора, но и в достаточной степени оригинален, чтобы не быть лишь читкой пусть и блестящего текста.

Евгений Гришковец как-то сказал, что его пьеса – о войне. Почему-то думается, что он несколько упростил собственный замысел, сведя его лишь к сюжету, но умалчивая о смысле. Ветеран в одном из своих монологов в пьесе вопрошает: где заканчивается «раньше» и начинается «сейчас»? Над этой проблемой, вероятно, задумывался хотя бы однажды любой мыслящий человек. Время – одна из сложнейших философских категорий, величайшая загадка, которую каждый разгадывает для себя по-своему. Одни говорят, что времени не существует, другие придерживаются традиционных понятий – прошлого, настоящего и будущего, а третьи полагают, что время всегда одно, едино и неразделимо. Последней точки зрения придерживался, к примеру, Марсель Пруст, такое видение, как показала калининградская «Осада», близко и Евгению Гришковцу, и режиссеру спектакля Михаилу Ляхову.

Драматург и режиссер красочно живописуют зрителю картину отсутствия «раньше» и «сейчас», самим построением спектакля говоря о том, что никакой границы между временами попросту не существует. Как безапелляционно заявляет прекрасно сыгранный Федором Памбукиди ветеран: «Граница – это там, где погранцы». И только. В начале спектакля герой вспоминает истории вполне реальной осады, как будто происходившей в сравнительно недавнем прошлом, но в этих историях легко угадывается мифологическое начало, — и уже в следующее мгновенье перед зрителями разворачивается картина осады, происходившей когда-то давно, на заре человечества. Сюжет «сейчас» плавно переходит в сюжет «раньше» и обратно, да и как определить, что происходило раньше, если на сцене есть только «здесь и сейчас». В конце спектакля ветеран уходит курить к своим бойцам — и то, что недавно было для него сюжетом из прошлого, становится самым что ни на есть настоящим – иначе говоря, и то, и другое существует одновременно.

Такая смена времен и есть, пожалуй, самое любопытное в спектакле: размытое время, существующее и несуществующее одновременно. Мысль не нова, но — облеченная в талантливый текст Евгения Гришковца, точные режиссерские решения Михаила Ляхова и интересные актерские работы, — становится простой и понятной, чему, несомненно, также способствуют и лирические отступления, ставшие уже привычными для всех, кто знаком с творчеством Е.Гришковца. Один из античных воинов — несомненное альтер-эго автора (в большей степени, чем другие персонажи), меланхолически настроенный человек в шарфе и очках, — в своем небольшом монологе говорит еще и о том, что время ускользает от нас каждый раз, когда мы пытаемся его «поймать»: мы никогда не можем почувствовать момент времени, как бы ни старались. В исполнении Ильи Рихтера этот текст звучит особенно продуманно и прочувствованно. Даже нарочитая грубость ветерана и двух воинов не может скрыть хрупкости и беззащитности человека перед лицом времени: по ходу действия каждый из них, суровый и сильный мужчина, раскроется как растерянный и потерянный ребенок, мечте которого не суждено сбыться. А трогательный Икар, тем временем, будет снова и снова демонстрировать бесполезность борьбы с вечностью.

Визуальная часть спектакля аскетична в тон тексту Евгения Гришковца. Никаких излишеств, только необходимое и не отвлекающее от историй героев: две скамейки и ветка дерева — в повествовании «сейчас», несколько колонн, опутанных корнями деревьев, и яркий солнечный диск, на фоне которого эффектно выделяются силуэты воинов, – в истории «раньше». Параллель ветка-корни недвусмысленно напоминает о течении времени.

Постмодернистская ахрония — отсутствие и непостоянство времени — проявляется еще и в другом: зритель не знает наверняка, ветераном какой войны является один из героев, три воина осаждают некий неназванный город, хотя многие по совокупности текстов героев могут сделать вполне определенный вывод, что речь идет об осаде Трои. Где-то там по соседству в бесплотных попытках преодолеть гравитацию страдает Икар, тоже персонаж вне времени. В более или менее определенном временном отрезке существует только юноша, главная примета времени – мобильный телефон в его руках, только эта деталь и приближает его к современному зрителю.

Впрочем, «Осада» связана с современностью чем-то гораздо большим, нежели мобильные телефоны: разговоры о войне, о том, что важнее — гуманность или победа, сегодня актуальны как никогда, хотя пьеса написана около 20 лет назад. В «Осаде» нет отрицательных героев, автор пьесы Евгений Гришковец и режиссер-постановщик Михаил Ляхов смотрят на мир очень человечным, понимающим и даже всепрощающим взглядом, отдавая себе отчет в том, что у каждого своя правда. Именно эта «своя правда» и мешает героям договориться между собой и понять друг друга: ветеран вещает что-то поучительное и злится, что его не понимают, юноша не может догадаться, чего от него хочет собеседник, воины бесконечно спорят и не могут договориться не только с осажденными, но и между собой. Каждый из них существует сам по себе, со своей правдой наедине — и оттого осада становится бесконечной, прерываясь лишь недолгими перекурами.